Он подумал еще немного. Как он сказал Дарнасу, даже ближайшие союзники Теллиана в совете ни за что не поддержали бы брак между Трайаналом и Лианой. Но если что-нибудь случится с Лианой, а боги знают, что болезнь и несчастный случай не имеют отношения к рангу или рождению, тогда Теллиан вполне может выбрать Трайанала своим приемным наследником. Это вполне укладывалось бы в общепринятые рамки закона и обычая. И приемный наследник, о котором хорошо думали вассалы Теллиана, стал бы грозным противником. Особенно, если у Теллиана было еще десять или двадцать лет, чтобы обучать его.
- Ты говорил с лордом Сарэйтиком и лордом Гартаном не так давно, как я, - сказал он вслух после еще одного долгого раздумья. - Как ты думаешь, насколько они готовы рискнуть еще немного надавить?
- Вы имеете в виду сверх того, что вы с ними обсуждали, милорд? Или сверх того, что вы обсуждали со мной?
- Помимо того, что мы с тобой обсуждали, - ответил Кассан.
- Ну, милорд, я бы сказал, что у лорда Гартана были бы другие или даже третьи мысли. Не будем придавать этому слишком большого значения, Гартан не только умнее Сарэйтика, но и участвует в этом только из-за того, что может сделать для укрепления своих позиций. Сарэйтик, с другой стороны... - Дарнас покачал головой. - Это человек, которого изнутри съедает ненависть. Он хочет смерти Фестиана, и даже больше того, он хочет смерти "принца Базела". По правде говоря, я сомневаюсь, что он был бы вообще расстроен, что бы он ни говорил открыто, если бы у меня была возможность потренироваться в стрельбе из лука, которую мы обсуждали. Поскольку Теллиан даже не пострадает от несчастного случая, я думаю, что Сарэйтик был бы достаточно готов рискнуть убить молодого Трайанала.
- Достаточно охотно, чтобы отправить нескольких своих оруженосцев в "набеги" на стада и фермы Фестиана?
- Если бы они были правильными людьми, милорд - людьми, которым он мог бы доверять как за их способности, так и за их лояльность и умение держать язык за зубами - тогда, да, я думаю, он бы так и сделал.
- А Ирэтиан?
- Ну, я не так уверен, милорд, - признался Дарнас со способностью признавать честное невежество, которое делало его таким ценным. - Я не разговаривал напрямую с лордом Ирэтианом и не могу сказать, что вообще его знаю. Если вы хотите знать мое лучшее предположение, милорд, я бы сказал, что он ненавидит Фестиана настолько, что готов позволить кому-то другому пересечь его владения, чтобы начать атаку на Фестиана или даже прямо на Трайанала. Он не захотел бы рисковать, отправляя туда своих людей, но, вероятно, зашел бы так далеко, что предоставил бы проводников через Болота для чьих-то людей. - Шпион-убийца пожал плечами. - Как я уже сказал, это мое лучшее предположение, милорд, но это только предположение. Я бы не хотел думать, что вы основываете все свои планы на чем-то не более позитивном, чем это.
- Понимаю. - Кассан кивнул и пожалел, что у него нет еще двух или трех человек, чьему суждению и способностям - и, самое главное, преданности - он мог бы доверять так, как доверял Дарнасу. Но он этого не сделал.
- Очень хорошо, - сказал он наконец. - Немного отдохни. Боюсь, завтра я отправлю тебя обратно в путь - пораньше. Я буду отправлять письменные сообщения Сарэйтику нашим личным шифром, но самые важные из них будут отправляться в твоем мозгу, а не на бумаге.
- Понял, милорд. - Настала очередь Дарнаса кивнуть.
- Хорошо. И еще кое-что, Дарнас.
- Да, милорд?
- Не забудь взять с собой лук.
Глава двадцать шестая
Сэр Келтис Лансбирер расслабился в седле, когда ровный, неумолимый галоп Вэйлэсфро привел их к последнему подъему, и они остановились, когда перед ними наконец раскинулось родное поместье Уорм-Спрингс. Солнце едва поднялось над восточным горизонтом, освещая возвышающийся далеко на севере ледник Хоупс-Бейн, в то время как утренний туман, словно голубой туман, стелился над полями и пастбищами, а белый пар из источников, давших поместью его название, поднимался неподвижными серебристыми струями.
Вэйлэсфро постоял мгновение с высоко поднятой головой, глубоко дыша. Даже скакун не мог поддерживать заданный им темп без того, чтобы в конечном итоге не измотаться, и Келтис чувствовал усталость жеребца... и свою собственную. Действительно, хотя Вэйлэсфро всю дорогу скакал галопом, Келтис подозревал, что он чувствовал себя более усталым, чем скакун. В отличие от Вэйлэсфро, никто не занимался каким-либо магическим улучшением его предков; он был просто смертным человеческим существом, как и любой другой. То, что его выбрали всадником ветра, этого не изменило, и он чувствовал себя так, как будто все его тело избили дубинками после их долгой, изнурительной поездки. Они проехали более пятидесяти лиг с тех пор, как получили ужасающее сообщение от Базела и сэра Джалэйхана, не считая шестидесятимильного обхода, чтобы доставить то же самое сообщение в поместье Беар-Ривер. Келтис жалел о дополнительном времени, но он никогда не смог бы оправдать то, что не потратил его, поскольку знал, что табун скакунов с Беар-Ривер покинул свои зимние пастбища и конюшни ранее на этой неделе. Только другой скакун, такой как Вэйлэсфро, мог бы обнаружить табунного жеребца Беар-Ривер на бескрайних просторах Равнины Ветров и предупредить его.
И, признал он, оглядываясь через плечо на четырнадцать жеребцов без всадников, которые остановились позади него и Вэйлэсфро, раздувая ноздри, когда они свистели и мотали головами, подкрепление было желанным. Или, во всяком случае, он на это надеялся.
Почти половина взрослых жеребцов Беар-Ривер, включая всех холостяков табуна, решили сопровождать их в Уорм-Спрингс. Он ожидал, что они это сделают, и при нормальных обстоятельствах такое мощное подкрепление было бы бесценным. Но хотя детали в сообщении Базела и Джалахана были отрывочными, было очевидно, что табун Уорм-Спрингс не смог противостоять тому, что на него напало. Это означало, что он и Вэйлэсфро, возможно, привели с собой других скакунов только для того, чтобы подвергнуть их опасности, с которой они не могли сравниться. Келтису было практически невозможно представить себе такую угрозу, но то, что уже произошло, казалось мрачным достаточным доказательством того, что она может существовать.
И все же, несмотря на это, он знал, что никогда не сможет оправдать то, что не дал им выбора столкнуться с этим лицом к лицу. Это было частью того, что значило быть всадником ветра. Ни один скакун никогда не откликался на требование хлыста или шпоры, и к декоративной хакаморе, которую носил Вэйлэсфро, не были прикреплены поводья. Боевые кони решали, куда они пойдут и когда, по своему выбору, и у тех, кому выпала честь разделить их жизни, не было другого выбора, кроме как признать, что они имеют такое же право, как и любой человек, выбирать, с какими опасностями они столкнутся, на какие жертвы они пойдут, а также.
Келтис был всадником ветра более двадцати лет, и были времена - как сегодня, - когда ему все еще было трудно поверить, что он когда-либо завоевал братство и любовь Вэйлэсфро. Он знал, что не каждому дано испытать яростный восторг от скачки галопом по открытым равнинам на спине скакуна сотойи. Чувствовать, как напрягаются и взрываются энергией могучие мышцы, ветер, бьющий в лицо, растяжку и грацию четырех копыт в тот момент, когда все они одновременно отрываются от земли. Чувствовать, как собственные мышцы сливаются с движением, вплетаясь в этот дикий, волнующий танец. Знать, что кто-то мчится по лицу собственного царства Торагана со скоростью до тридцати миль в час или даже больше.
Это были те волшебные моменты, когда человек и лошадь сливались воедино, когда они сливались в одно гоночное существо, которое действительно создавало характер сотойи. Это объясняло их чувство самодостаточности, их веру в собственные возможности - их высокомерие, если можно так выразиться. Ибо истина заключалась в том, что сотойи знали, вне всякой возможности противоречия, что во всем мире не было более прекрасной, более смертоносной кавалерии, чем они. И в те моменты, когда копыта их лошадей отталкивали саму землю, они испытывали свободу и экзальтацию, которые были почти как вкус божественности.